10 лет назад украинский фотограф Ольга Иващенко была свидетельницей попытки пророссийских сепаратистов захватить её родной город Харьков. Недавно она вернулась в Харьков и увидела своими глазами, как Россия вновь пытается установить контроль над вторым по величине городом Украины.
Когда я вдали от Харькова, мне кажется, что с городом может случиться что угодно. Я начинаю думать, что россияне разрушат энергосистему, окружат Харьков. Ведь это всего лишь 30 километров от границы с Россией. Потом я возвращаюсь, провожу здесь какое-то время, и ко мне приходит уверенность, что город выстоит.
Я не знаю, что даёт мне такую веру в город. Возможно, я вижу обычных людей, помогающих малому бизнесу восстанавливаться после ракетного удара, или детей, которые учатся плавать при свете фонариков во время отключения электроэнергии. Возможно, это просто весенний оптимизм.
Я поняла, что война приближается, 1 марта 2014 года. В тот день я сидела на кухне у своего друга и смотрела телевизор. Госдума России одобрила использование российских войск за рубежом. Я тогда сказала своим друзьям, что впереди война. Это было до аннексии Крыма и войны в Донбассе. Всё только начиналось.
В марте 2014 года в Харькове проходили различные митинги. Пророссийские толпы собирались под памятником Ленину, а их противники размахивали украинскими флагами возле статуи украинского поэта Тараса Шевченко.
Проукраинские демонстранты захватили здание администрации, затем толпы сепаратистов ворвались внутрь и напали на них. Украинцев вывели на улицу, чтобы провести своеобразный ритуал унижения. Я видела, как их пустили через строй, пинали и били. Затем проукраинских граждан заставили встать на колени на главной площади, люди плевали в них, а некоторых избивали.
В этот день над зданием администрации был поднят российский флаг.
Сегодня Харьков считается настолько опасным местом, что иностранные журналисты стараются не оставаться здесь на ночь. Город ежедневно обстреливают всем — от дешёвых авиабомб, которые могут упасть где угодно, до точных и дорогих ракет.
Но в то же время мои друзья ходят на работу и растят детей. Мне трудно представить вместе эти два мира.
Когда я отправляюсь в Харьков за репортажем, я стараюсь найти безопасную гостиницу, желательно где-нибудь под землёй. Потом, когда я иду в гости к друзьям, я крепко сплю на 24-м этаже и даже не реагирую на постоянно воющие сирены воздушной тревоги.
Моим самым тяжёлым воспоминанием из этой поездки в Харьков был спасатель, который плакал, рассказывая о своей работе, — в феврале этого года российский беспилотник врезался в нефтебазу, был повреждён резервуар, и горящее топливо потекло к близлежащим домам, оставив жителей в ловушке. Из одного дома спасатель вытащил пять тел. Это были члены одной семьи.
Трудно представить, что творилось в голове у отца, погибшего в своём доме вместе со своей семьёй. Спасатель рассказал, что бесконечно прокручивал в голове эти сценарии. Возможно, отец думал, что безопаснее всего оставаться внутри дома, потому что двор снаружи горел, но у них не было шансов.
Вся семья — отец, мать, дети семи и четырёх лет и 10-месячный малыш — погибла в огне.
Я не знаю, что ждёт Харьков. После моей недавней поездки у меня возникло ощущение, что мне надо посоветовать родителям продать дом в этой местности. Но сказать им об этом у меня не хватило духу.
