23 января в Алматы произошло ощутимое землетрясение, после которого снова заговорили о том, насколько городские власти и жители готовы к стихийному бедствию больших масштабов. В частности, критике подверглась так и не сработавшая система раннего оповещения и отсутствие СМС-сообщений от департамента по чрезвычайным ситуациям.
Во время первых подземных толчков многие жители Алматы выбежали на улицу, некоторые не успели накинуть верхнюю одежду. Многие попытались покинуть город, создавая пробки на дорогах и ажиотаж на заправочных станциях.
Алматинцы жаловались на отсутствие уведомления от департамента по чрезвычайным ситуациям: не было СМС-оповещения, не сработала сирена. В ДЧС объяснили это тем, что не хотели создавать панику. Днём позже президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев заявил, что система гражданской защиты Алматы не была готова к землетрясению, а «компетентные органы не прошли испытание стихией».
В ночь на 8 февраля в высокогорном районе Алматы Тау-Самал сошёл слой почвы, полностью разрушив жилой дом. Погибли четыре человека. В сообщении от ДЧС говорится, что оплывина сошла из-за переувлажнения грунта, причиной был назван прорыв водопроводной трубы.
Эти два события стали очередным поводом поговорить о застройке Алматы, которая, по мнению многих специалистов, на протяжении долгого времени ведётся с большими нарушениями, что может иметь трагические последствия.
«ОТСУТСТВУЕТ ИНФРАСТРУКТУРА ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ СИТУАЦИЙ»
Пётр Троценко: Землетрясение 23 января обнажило немало проблемных факторов: СМС-оповещение не работало, некоторые пункты сбора были закрыты, необученные основам поведения в подобных ситуациях люди нарушали все правила безопасности.
Айдар Ергали: Это землетрясение не выявило ничего нового, лишь подтвердило то, что и так было хорошо известно: наши власти к подобным катаклизмам не готовы, население — тоже. Но самое ужасное в том, что у нас отсутствует инфраструктура чрезвычайных ситуаций. Все эти действия после землетрясения — как оповещать народ, где собираться гражданам, как выводить людей из города — имеют смысл, только если у тебя есть готовая инфраструктура.
Представьте: в городе случилось землетрясение семь-восемь баллов, часть зданий разрушилась полностью, другие получили явные повреждения. Люди в панике выбежали, стоят возле своих домов, а возвращаться нельзя, потому что непонятно, здание уцелело или держится на честном слове.
Народ стоит на месте сбора, на какой-нибудь пришкольной территории. И что? Дальше надо этих людей где-то размещать, чем-то кормить, разворачивать экстренные палатки, юрты, лагеря. В городе при этом нет ни электричества, ни водоснабжения — отключилось всё. Значит, место сбора должно представлять собой не только площадку, где люди собираются, но и хранилище предметов первой необходимости. Самое главное — там должен быть резервуар с питьевой водой.
Всю инфраструктуру надо готовить, чтобы люди могли выжить до прибытия спасателей. А насколько быстро спасатели сумеют добраться, тоже большой вопрос. Я даже не представляю, как организовать спасательную операцию такого масштаба, какие огромные деньги нужно потратить на подготовку. Но вместо этого городские власти грезят о каком-то новом городе в чистом поле (в январе близ Алматы появился новый город — Алатау. — Ред.). Так что в ближайшее время я каких-то серьёзных действий по обеспечению инфраструктуры чрезвычайных ситуаций не ожидаю.
«СОВРЕМЕННЫЕ ЗДАНИЯ БОЛЕЕ СЕЙСМОУСТОЙЧИВЫ»
Пётр Троценко: После январского землетрясения возобновились разговоры о том, какие здания сумеют выстоять во время сильных подземных толчков, а какие — нет. Как вы оцениваете жилой фонд Алматы с точки зрения сейсмоустойчивости?
Айдар Ергали: Я бы условно разделил его на четыре группы: частный сектор; здания, построенные до 1960-х годов; советское строительство с середины 1960-х годов до начала 1990-х и новые здания — с 1990-х по сегодняшний день.
Самые опасные — здания, построенные до появления сейсмических норм, то есть до середины 1960-х годов. Они по умолчанию являются несейсмоустойчивыми, многие из них стоят на бутовых фундаментах (их основу составляют крупные неровные куски камня разного размера. — Ред.), у них неармированные каменные стены, деревянные перекрытия, которые сгнили за десятилетия эксплуатации. Такие здания должны либо сносить, чтобы вместо них построили новые, либо их надо усиливать. Но усиление обойдётся дороже, чем снос и строительство нового дома. Конечно, такие здания могут быть качественно построены, но проектные решения в них неприемлемы с точки зрения современного проектирования.
Пётр Троценко: Многие считают, что дома, построенные в советскую эпоху, значительно крепче современных многоэтажек. Насколько верны такие утверждения?
Айдар Ергали: По современным меркам, дома 1980-х годов всё равно устаревшие, но по сравнению со зданиями, построенными до 1960-х, они, конечно, очень крепкие. А вот строительство 1990-х годов — это непонятный период, потому что не было никакого контроля, был полнейший бардак, который начал устаканиваться уже в XXI веке.
Когда я рассказываю о зданиях Алматы, люди начинают нервничать, потому что хотят услышать, что все эти новые 16-этажки первыми сложатся, как карточные домики. Ничего подобного. Наши 12- и 16-этажки — это монолитные коробки. Сравнивать этот тип конструкции со старыми зданиями советских времён — всё равно что сравнивать современный автомобиль с гужевым транспортом.
К тому же всё время менялся расчётный коэффициент. Это такой нормативный показатель, который рассчитывают во время проектировки здания: моделируют, как себя здание поведёт в тех или иных условиях. Исходя из этого разрабатывается тип конструкции, процент армирования и так далее. Я считаю, что благодаря расчётному коэффициенту современные здания строятся с очень приличным перерасходом стройматериалов, следовательно, становятся крепче. Тут, конечно, нельзя утверждать, что все они действительно качественно построены, но в целом, на мой взгляд, современные здания наиболее сейсмоустойчивые по сравнению с другими.
«БЫЛО БЫ ПРАВИЛЬНО, ЕСЛИ БЫ ВСЕ АКТЫ ТЕХНАДЗОРА ПУБЛИКОВАЛИ В ОТКРЫТОМ ДОСТУПЕ»
Пётр Троценко: В чём именно заключается проблема качественного строительства, по вашему мнению?
Айдар Ергали: Прежде всего в недостаточном техническом надзоре, который является ключевым в контроле за качеством здания. Он следит за соблюдением технологий строительства, актирует все скрытые работы, например армирование, которое потом зальют бетоном, и ты его не увидишь. Контролирует, как вязали арматуру, где её производили, откуда приехал бетон, сколько кубиков бетона отлили во время заливки, чтобы отправить потом на экспертизу в лабораторию и проверить на прочность.
Технический надзор, который должен следить за качеством строительства, по идее, должен быть независимым, поэтому его нанимает не подрядчик, а основной заказчик. Но нередко бывает так, что основной заказчик и подрядчик — это практически одно и то же лицо, следовательно, технический надзор — их карманная организация, которая делает свою работу совершенно формально. В этом случае качество строительства может вызывать вопросы.
По идее, было бы правильно, если бы все акты технадзора, видеофиксацию строительства, армирование и заливку публиковали в открытом доступе, где-нибудь на сайте, посвящённом строящемуся объекту. Чтобы туда могли заходить конкурирующие фирмы по технадзору, проверять, смотреть, докапываться и в случае обнаружения каких-то явных нарушений открыто об этом заявить.
Для застройщика это мог бы быть шикарный маркетинговый ход, потому что, если бы он действительно построил здание безупречно, то и квартиры у него раскупили бы быстрее, даже если цена выше, чем у других. Потому что застройщик может доказать качество строительства на каждой стадии.
Слава богу, что у нас есть нормативы строительства хотя бы в таком виде, в каком они существуют, но эта сфера всё время требует трансформации, потому что появляются новые технологии, и нормативы должны им соответствовать.
Конечно, казахстанские нормы строительства тоже всё время меняются, но научная среда, которая должна внедрять в эти нормативы новые технологии, очень сильно просела. Она не способна постоянно изменять нормативы, чтобы они соответствовали международным стандартам. Это огромный объём работы, который у нас не так хорошо развивается, как хотелось бы.
Яркий пример — сейсмоустойчивость зданий. У проектировщиков в мире сейсмоустойчивость достигается, как правило, двумя способами: традиционным, в которым главную роль играет жёсткость несущей конструкции, и альтернативным, когда в строительстве используют так называемые сейсмоизоляторы — специальные устройства, которые интегрируются в несущую конструкцию здания и значительную часть энергии землетрясения принимают на себя. Иными словами, здания с сейсмоизоляторами достигают сейсмоустойчивости путём большей гибкости конструкции.
В таких странах, как Япония, сейсмоизоляция используется очень активно: изоляторы не просто гасят вибрацию в зданиях, они ещё компьютеризированные и автоматизированные, а их работа синхронизирована друг с другом. Поэтому там и строят высотки, которые могут ходить ходуном, но это совершенно ни к каким повреждениям не приводит.
Самые простые из сейсмоизоляторов, металлические опоры, начали использоваться и в Казахстане. Думаю, после недавнего землетрясения у нас начнут их применять активнее. По-хорошему это должно было происходить ещё лет 20 назад, потому что уже тогда это было стандартом, а у нас всё время строят традиционным способом, но использование сейсмоизоляторов у нас не развивалось, потому что очень долго составлялись нормативы. И это существенный и качественный сдвиг в сейсмостойком строительстве в Казахстане.
«БОЛЬШАЯ ДОЛЯ ЧАСТНОГО СЕКТОРА — ЭТО САМОСТРОЙ»
Пётр Троценко: А что касается частного сектора? Я часто слышу мнение, что одноэтажные дома смогут выстоять в землетрясение, ну или что у людей будет возможность выбежать во двор.
Айдар Ергали: Частный сектор я выделил в отдельную группу, потому что там чрезвычайно разношёрстное строительство. Я сам проектировал много домов вокруг Алматы, и в частном секторе не редкость, когда над проектом работали архитектор и инженер-строитель, а само здание строили квалифицированные рабочие. Но очень большая доля, а может быть, и подавляющее большинство — это самострой. Строили как попало, неквалифицированные бригады, безо всякого понимания того, какими должны быть фундамент, армирование, бетонирование.
В случае сильного землетрясения в частном секторе будет очень много проблем, в том числе и с доступом, потому что очень много бывших дачных районов вокруг Алматы, особенно в верхней части города, которые просто намертво забиты домами, и улицы представляют собой узкие щели между заборами, где пожарная машина не может завернуть на перекрёсток. Кроме того, все эти заборы были построены совершенно неправильно: редко когда у забора есть нормальная фундаментная часть. А ещё многие заборы являются подпорными стенками, то есть с одной стороны на них постоянно давит земля. И в случае землетрясения эти хлипкие конструкции попросту развалятся и перекроют доступ спасателям.
Пётр Троценко: Ещё высока опасность оползней, как показал недавняя трагедия, когда оплыв слишком влажной почвы снёс дом в верхней части Алматы, похоронив под собой целую семью.
Айдар Ергали: Вода — самая большая опасность для предгорных районов вроде Каменского плато или Баганашыла, где очень много частной застройки на крутых склонах.
Это же не скальная порода, на которой можно строить что захочешь, а огромные массивы глины. Глина хороша, если она сухая, но там ситуация обстоит иначе, потому что эти районы до сих пор не канализованы. Для нечистот люди используют выгребные ямы, которые многие намеренно делают негерметичными, чтобы как можно реже вызывать ассенизаторов. Вся эта вода просачивается в грунт, где собирается в линзы и ждёт своего часа. Когда земля не выдержит, то случится оползень. И здесь уже без разницы, насколько крепко и качественно ты построил дом. Он мог быть самой великолепной планировки, но не существует никаких инженерных методов укрепления подобных склонов, потому что невозможно ничем удержать огромные массы почвы.
Самое лучшее, что можно сделать с этими верхними районами, — засадить деревьями и не трогать, чтобы те держали эту поверхность своей корневой системой и чтобы поверхностные воды не размачивали глину. В советское время так и делали. Что теперь делать с этими районами, я не представляю. По-хорошему их надо расселять, но это практически нереально. Тогда их надо хотя бы канализовать. Честно, я просто не знаю, какой должен быть уровень критического мышления, чтобы построить дом на горе, понимая, что там вообще строить нельзя.
КОММЕНТАРИИ